суббота, 29 ноября 2008 г.

Воображение как предвосхищение

В данной статье приводится глава из книги Найссера посвященная его гипотезе о воображении как предвосхищении восприятия. Мы находим эту информацию очень полезной с точки зрения мнемологии и конструирования мнемоник. Обратите внимание, как автор описывает невидимые свойства образов, локомоцию (то есть перемещение в пространстве), схемы образов как когнитивные модели восприятия, контекст как иерархический способ организации схем. Это все наводит на мысль, что корейская мнемоника использовала именной такой подход. Собирая во Внутреннем Храме схемы образов на все случаи жизни, монахи невольно начинали все запоминать без видимых усилий.

Найссер «Познание и реальность».
Глава 7. Воображение и память


Воображение – тема, казавшаяся некогда слишком зыбкой, слишком менталистской и слишком незначительной для серьезного изучения, – стала сейчас модным объектом когнитивных исследований, насчитывающих уже много важных открытий и повторных открытий. Была многократно подтверждена эффективность образов как мнемотехнических средств; установлено, что воображение и восприятие могут вступать в конфликт друг с другом, по крайней мере в определенных условиях; операции сканирования или изменения ориентации образов осуществляются, как было показано, в определенные и доступные измерению интервалы времени. Интенсивно исследовались эйдетические образы, характерные для некоторых детей, и были написаны книги о людях с замечательными способностями к образному запоминанию.

Полученные результаты объяснялись в основном в терминах линейной когнитивной модели, изображенной в огрубленном виде на рис. 1. Эта модель предполагает, что зрительный образ – это, в сущности, сформировавшийся необычным способом «перцепт». Считается, что, хотя перцепты, как правило, являются завершением цепи операций по переработке информации, в начале которой находится стимул, они могут быть получены также и в отсутствие такового. С помощью памяти можно вызвать поток процессов где-то в середине перцептивной системы (вместо того чтобы запустить его, воздействовав на рецепторы), и в конечном счете он достигнет того места, где находится сознание. Когда это случается, мы, согласно модели, констатируем наличие умственного образа. Если воспользоваться терминологией прошлого века, то образы представляют собой не что иное, как «ощущения центрального происхождения».


Рис. 1. Модель восприятия, основанная на теории внутренней переработки информации

На самом деле существует два варианта этой теории, спор между сторонниками которых сводится к вопросу о том, можно ли считать, что поток переработки завершается, когда достигается уровень сознания. Некоторые психологи полагают, что можно манипулировать образом, изучать его и перерабатывать и на каких-то последующих стадиях, как если бы он был картиной, которую реально разглядывает индивид. Это в определенном смысле согласуется с интроспекцией, поскольку мы действительно как будто бы рассматриваем наши образы. В то же время философский аспект такого подхода имеет целый ряд слабых мест: приходится постулировать существование нового перцептивного механизма, осуществляющего это рассматривание. Понимая эту трудность, другие теоретики склоняются к мысли, что вся переработка осуществляется где-то за кадром, а сознательный образ не более чем эпифеноменальный след уже выполненной работы.

Оба варианта линейной теории сталкиваются с трудностями при объяснении того, почему образы и перцепты обычно не смешиваются друг с другом. Почему индивид знает, имеет ли содержание его сознания в данный момент своим источником внешний стимул или нет? Действительно, мы почти всегда в состоянии дать себе в этом отчет, по крайней мере когда не спим. Хотя эксперимент Перки часто приводится в качестве доказательства того, что перцепты и образы трудно различимы, однако при его проведении было допущено много серьезных ошибок, и он фактически не был никем воспроизведен. Повседневный опыт свидетельствует об обратном: восприятие объекта и его образное представление действительно имеют нечто общее, однако они тем не менее явно различны.

В этой главе будет предложен такой подход к указанной проблеме, который непосредственно вытекает из понимания восприятия, изложенного в предыдущих главах. Воображение не есть восприятие, но образы действительно представляют собой дериваты перцептивной активности. Конкретно они представляют собой предвосхищающие фазы этой активности, схемы, которые воспринимающий вычленил из перцептивного цикла для других целей. Воображение не смешивается обычно с восприятием, потому что последнее предполагает непрерывный сбор новой информации. Только когда этот процесс прерван или отсрочен, могут появиться образы. Поскольку это происходит неизбежно и регулярно во время локомоций, когнитивные карты являются наиболее широко используемым и наименее спорным видом умственных образов.

Образы как перцептивные предвосхищения

На практике понятие воображение определяется посредством перечисления довольно случайного набора операций, включающего собственно интроспекцию, отчеты других людей об их интроспективных наблюдениях, а также множество более или менее объективных экспериментальных процедур. Предлагаемая гипотеза рассчитана на объяснение не только экспериментальных результатов, но и многих интроспективных феноменов. Я полагаю, что переживание наличия образа представляет собой внутренний аспект готовности к восприятию воображаемого объекта и что различия между людьми в природе и качестве их образов отражают различие информации, к сбору которой они подготовились. Некоторые люди находят естественным утверждать, что они «видят» свои образы, другие же полностью отвергают такую терминологию. Трудно сказать, насколько эти индивидуальные различия связаны со случайным выбором метафоры и насколько они отражают реальные различия зрительных перцептивных механизмов. Если, однако, образы суть примеры перцептивной готовности, следует, конечно, ожидать различий в точности, объеме и детальности предвосхищаемой в них информации.

Воображение и зрение коренным образом отличаются друг от друга. Когнитивные карты и схемы объектов, которые проявляются как образы, когда они выступают самостоятельно, смешиваются с актами локомоции и восприятия, если они возникают в процессе уже осуществляющейся активности. Они являются лишь компонентами перцептивного цикла, но не всем циклом и не его объектом. Когда же они возникают отдельно от всего остального, то переживаемое нами представляет собой воображение, а не видение. Каждому приходилось переживать подобное, каким бы именем он ни называл это и какому бы уровню структурности и детальности ни соответствовало переживаемое. Образы не являются воспроизведениями или копиями ранее сформированных перцептов, поскольку восприятие по своей сути не сводится в первую очередь к получению перцептов. Образы – это не картинки в голове, а планы сбора информации из потенциально доступного окружения.

С этой точки зрения люди не являются единственными существами, наделенными воображением. Каждый организм, способный предвосхищать организацию объектов в окружающей его среде, имеет когнитивную карту; каждый, кто может приготовиться к сбору информации, специфицирующей некоторый объект, способен представить себе этот объект. Воображением, следовательно, наделены очень многие виды животных, а также самые маленькие дети. Наделены им, однако, и взрослые, обладающие речью люди, и их интроспективные отчеты ставят перед рассматриваемой гипотезой две проблемы. Первую проблему создает сам факт существования интроспекции: если образы суть предвосхищения, а не картины, то что же происходит, когда мы их описываем? Отложим ответ на этот вопрос до следующей главы, которая будет целиком посвящена языку и его использованию. Другая проблема более актуальна и, возможно, уже волнует читателя. Каждый знает на основе своего собственного опыта, что мы способны воображать вещи, которых на самом деле не ожидаем. Само слово «воображаемые» говорит о том, что образы представляют собой нечто иное, чем реалистическое предвосхищение будущего. Как это следует понимать?

Когда кто-нибудь описывает умственный образ, он в соответствии с нашей гипотезой не говорит о вещи, которая существует в каком-то отдаленном и туманном уголке мозга; он говорит о принадлежащей реальному миру вещи, которая может быть актуально или потенциально воспринята. Это не означает, разумеется, что она должна быть реальной. По своей природе предвосхищения относятся скорее к вещам, которые еще только могут появиться, чем к вещам, существование которых уже установлено. Более того, нет никаких оснований для того, чтобы имеющий образ индивид верил, что соответствующий объект имеется где-то за углом или что он вообще когда-либо предстанет перед ним. Чтобы вообразить то, что, как вы знаете, не является реальностью, вам необходимо только отделить чисто зрительную готовность увидеть от общих представлений о том, что может реально случиться, и включить ее в схему другого вида. Если у вас возник образ единорога, стоящего у вас за плечом, хотя вы убеждены в том, что единорог – это сугубо мифическое животное, – это значит, что вы приготовились к сбору зрительной информации, которая открылась бы вам в единороге, несмотря на полное понимание того, что все эти приготовления напрасны. Я не знаю, способны ли к таким реорганизациям схем животные; во всяком случае, детям требуется много времени для овладения этим умением. Взрослым, однако, это дается как будто довольно легко. Согласно предлагаемой здесь гипотезе, даже противоречащие фактам образы все-таки представляют собой потенциально полезные предвосхищения. Если бы единорог каким-либо образом материализовался за спиной человека, вообразившего себе его, этот человек увидел бы его легче и быстрее, чем если бы он вообразил себе что-нибудь другое. Экспериментальные данные, подтверждающие это утверждение, будут приведены ниже.

В некотором смысле в создании образа единорога участвуют два одновременных и противоречащих друг другу предвосхищения: увидеть можно и увидеть нельзя. Если первое из них формируется зрительными схемами, то второе поддерживается более глубокими и менее лабильными когнитивными системами. Они не обязательно должны противоречить друг другу; зрительные схемы обычно включены в другие и частично управляются ими. Мы можем произвольно вызывать у себя образы вещей по причинам, которые могут иметь мало или вообще ничего общего с нашим воспринимаемым окружением. Иногда такие причины достаточно очевидны; экспериментатор может специально попросить нас вызвать в воображении образ, потому что именно этого требует его исследование. Часто, однако, мы почти или совсем не можем объяснить причины, почему это пришло нам на ум. Умственные образы нередко символизируют предвосхищения или желания, являющиеся подсознательными или бессознательными в фрейдовском понимании этих терминов. Эти символические процессы, однако, не будут здесь рассматриваться; меня в настоящее время больше интересует природа воображения, а не его, цель.

Способность делить, выделять и манипулировать предвосхищениями чрезвычайно важна. Она является, на мой взгляд, одной из наиболее фундаментальных операций среди всех так называемых высших психических процессов. Воображение – это лишь один пример; в следующей главе я постараюсь показать, что другим примером является язык. Как происходит это выделение? Возможны самые разные способы, большинство из которых даются нам – и требуются от нас – практикой и культурой, в рамках которой мы развиваемся. Высшие психические процессы – это прежде всего социальные феномены, ставшие возможными благодаря когнитивным орудиям и характерным ситуациям, сложившимся в ходе истории. Умственные образы, однако, представляют собой, по крайней мере частично, исключение из этого правила. Выделение образов из непосредственного контекста с неизбежностью происходит хотя бы в одной ситуации, с которой мы все хорошо знакомы, – речь идет о локомоции.

В главе 6 подчеркивалось, что когнитивные карты – это, в сущности, ориентировочные схемы, аналогичные по функции менее широким схемам, делающим возможным восприятие объектов. Тем не менее между ними существует одно важное различие. Последовательные фазы перцептивного цикла сменяют друг друга быстро, часто за доли секунды. Для восприятия требуется сравнительно небольшое время; предвосхищения, саккадические движения и фиксации взгляда, на которые и приходится это время, действительно кратки. Локомоция же, напротив, дело медленное. Продолжительные периоды, во время которых движущийся индивид предвосхищает места и предметы, отсутствующие пока в поле зрения, неизбежны. Это означает, что он часто сохраняет схемы, совершенно неадекватные его непосредственному окружению или чему-нибудь, что ему приходится в данный момент делать. В этих условиях, должно быть, становится вполне естественным все большее использование выделенных ориентировочных схем. Вследствие этого существует значительное согласие в отношении того, что такое когнитивные карты, гораздо большее, чем в отношении образов в узком смысле слова. Другой, побочный, результат этой ситуации состоит в том, что каждый может пользоваться ориентировочными схемами для иных целей, нежели локомоция, по крайней мере после того, как ему укажут на такую возможность. Эта возможность лежит в основе древнейшего и наиболее эффективного мнемонического приема.

Метод локусов

Любое животное, способное найти нужное ему место в окружающем мире, демонстрирует ipso facto эффективную и гибкую память. В каждый момент своего путешествия оно предвосхищает отсутствующую в этот момент информацию на основе сформировавшейся когда-то ранее когнитивной карты. Эта ориентировочная схема в каждый момент путешествия животного претерпевает определенные изменения, которые неминуемо проявятся при следующем использовании схемы. Такая способность имеет важнейшее значение для приспособительного поведения как человека, так и крысы или шимпанзе, однако мы знаем о ней удивительно мало. Как формируются когнитивные карты? Какого рода информацию включают они на различных стадиях своего развития? Как они изменяются под влиянием опыта? При каких условиях они забываются? Какого рода сходство приводит к смешению ориентировочных схем, относящихся к различному окружению? В отсутствие соответствующих экспериментальных данных на большинство из поставленных вопросов можно ответить лишь в самом общем виде.

Очевидно, нетрудно добавить новую информацию к когнитивной карте, когда мы воспринимаем изменения в среде, видя, например, что мост закрыт по причине ремонта или что кошка уснула на диване. Такая информация чрезвычайно устойчива и легко припоминается, хотя степень ее детальности сильно варьирует от случая к случаю и от человека к человеку. (Отчасти такая вариация просто отражает различия в том, сколько информации было получено во время восприятия.) Очень важно, что информацию можно добавлять в когнитивные карты даже на основе устного сообщения об изменении ситуации, то есть в отсутствие собственного восприятия. Мы можем изменять перцептивные предвосхищения и планы наших путешествий на основе одной только вербальной информации. Изменения, вносимые таким образом, не эквивалентны изменениям, возникающим в результате непосредственного восприятия, поскольку мы не были вовлечены в перцептивный цикл взаимодействия с самими объектами. Тем не менее эти изменения также могут быть весьма значительными и устойчивыми.

Когнитивные карты могут забываться до некоторой степени; иными словами, они утрачивают со временем какие-то свои детали. Забывание в этом смысле является, однако, менее сильным, чем можно было бы ожидать; мы с радостью обнаруживаем, что много лет спустя можем снова найти дорогу в некогда знакомой местности. Забывание, которое все-таки имеет место, затрагивает скорее незначительные детали включенных схем, нежели общую структуру. Так по крайней мере можно было бы предположить по аналогии с вербальным материалом: как показывают исследования, содержание предложения или рассказа в целом сохраняется в памяти значительно дольше, чем конкретные слова, входящие в их состав.

Большинство ошибок, встречающихся при использовании когнитивных карт, обусловлены, видимо, не столько чистым «забыванием», сколько ошибками смешения или интерференции. Нередко у нас формируется более одной когнитивной карты данной части среды. В последний раз, например, мост, возможно, был открыт для движения, а кошка сидела на ковре. Для адекватного воспоминания в таких условиях требуется знать, какая именно когнитивная карта соответствует данному моменту – иными словами, какая из них сформировалась позднее. Если ни одна из сохранившихся характеристик когнитивных карт не указывает на их относительный возраст (что часто случается по прошествии значительного периода времени), могут произойти ошибки. Поиск дороги и припоминание, таким образом, больше всего подвержены ошибкам в тех случаях, когда соответствующие ситуации часто менялись в прошлом (подобно местонахождению кошки), и меньше всего – в случае сравнительно стабильных ситуаций (например, местонахождения зданий).

Тот факт, что когнитивные карты относительно устойчивы во времени и тем не менее легко поддаются модификациям, делает их удобными мнемоническими средствами. Метод локусов, изобретенный в древности греками, основывается именно на этих свойствах. Прежде всего необходимо ознакомиться с последовательностью каких-либо примечательных мест (локусов), расположенных вдоль некоторого маршрута. (Для древних в качестве такового часто служила прогулка по обширному храму с многочисленными нишами и статуями; сейчас для этой цели удобнее использовать территорию университетского городка.) Заучив такую когнитивную карту, можно пользоваться ею снова и снова как мнемоническим средством. Для того чтобы запомнить какой-то случайный список предметов, вы должны просто последовательно зрительно представить их себе находящимися в определенных вами заранее и следующих друг за другом вдоль маршрута локусах. Чтобы вспомнить список, потребуется лишь мысленно повторить путь; каждый предмет из списка будет спокойно дожидаться на том месте, где вы его поместили.

Нет сомнений в эффективности этого метода. Он позволяет запомнить список любой длины за один раз при условии предварительного формирования когнитивной карты с достаточно отчетливыми локусами. Этот метод годится для всех, даже для людей, которые вначале утверждают, что у них вообще никогда не бывает никаких образов. После многих демонстраций этого метода в аудиториях я еще не нашел ни одного, студента, неспособного воспользоваться им. Несколько лет назад группа моих студентов подготовила и прочитала курс по памяти и воображению в местной средней школе; каждый школьник оказался в состоянии понять и применить метод локусов.

Универсальную эффективность этой мнемонической системы легко объяснить. Имеющийся у нас образ объекта в конкретном месте представляет собой просто-напросто готовность к сбору информации, специфицирующей объект, в тот момент, когда мы окажемся в нужном месте. Каждый, кому знакома некоторая местность, имеет когнитивную карту, включающую схемы многих индивидуальных локусов, и способен предвосхитить, что он увидит последовательно в любом из этих мест. Каждый, кто способен изменить когнитивную карту на основе вербальной информации и дать позднее вербальное описание того, что он готов увидеть, может воспользоваться методом локусов для организации и воспроизведения случайных списков.

Ассоциации, воображение и память

Существуют и другие способы использования образов для запоминания вещей. В экспериментальной процедуре, называющейся «Метод парных ассоциаций», испытуемый заучивает большое число пар слов (например, «акула – колыбель») до тех пор, пока он не окажется в состоянии вспомнить второй член любой пары в ответ на предъявление первого. Список из 20 таких пар приходится повторять много раз, если заучивать его обычным способом. Заучивание происходит гораздо быстрее, если просить испытуемого формировать умственные образы каждой пары, отображающие взаимодействие ее членов: например, зрительно представить себе акулу в колыбели или грызущую колыбель. Метод не будет «работать», если два объекта просто представлены один рядом с другим; они обязательно должны находиться во взаимодействии. Более того, он неэффективен в тех случаях, когда пара состоит из абстрактных слов типа «справедливость» или «категория»; слова должны быть конкретными.

Такие мнемонические приемы основаны на схемах объектов, так же как метод локусов базируется на ориентировочных схемах. Восприятие, подобно локомоции, является циклической активностью, включающей в себя фазы предвосхищения и сбора информации. Любая отсрочка между предвосхищением и сбором вызывает состояние нереализованной перцептивной готовности, внутренним аспектом которой является умственный образ. Сформировать у себя образ акулы в колыбели – значит приготовиться к рассматриванию акулы в колыбели, приготовиться к получению информации, которую могло бы предоставить столь невероятное зрелище.

Важно отметить, что настоящей акуле в настоящей колыбели будет соответствовать другая информация, чем просто одной акуле. Вертикальные перегородки будут частично закрывать ее тело, хотя легкие движения головы воспринимающего могут вернуть эти участки тела в поле зрения. Когда два объекта находятся в тесной пространственной связи, перцептивный цикл развертывается совершенно иначе, чем это произошло бы, если бы каждый был виден по отдельности. Следовательно, наша схема данного объекта оказывается модифицированной, когда мы предвосхищаем возможность увидеть ее в каком-то конкретном контексте. Мы все ежедневно осуществляем такие модификации. Тот факт, что я, например, оставил свою любимую трубку в пепельнице в гостиной, означает, что в мои ближайшие планы поисков трубки входило, помимо прочего, намерение посмотреть на («около», «в») пепельницу. Когда я сейчас пытаюсь вспомнить, где я мог ее оставить, моя схема трубки отражает эти перцептивные планы, то есть возникает образ трубки в пепельнице. Если у меня только одна трубка и если я терял ее только один раз, то, вероятно, можно считать, что я не могу не вспомнить, где она.

Часто, разумеется, мне это не удается. Этот метод может быть эффективным только в том случае, если в момент припоминания вызывается к жизни адекватная схема: моей трубки в данной пепельнице или акулы в колыбели, а не акулы с рекламы к кинофильму «Челюсти». Что же позволяет отличить правильную схему в ситуации, когда существует много схем? Часто этому способствует дополнительный контекст (более широкие схемы) – например, если я вспомню, как курил трубку, разговаривая с женой в сумерках. Кроме того, обычно легко отличить недавно сформировавшуюся схему, может быть, потому, что внутренний контекст этой схемы – лежащие в ее основе установки, планы, чувства – еще сохраняется в тот момент, когда пытаешься вспомнить. Если такая информация отсутствует, скорее всего, вспомнить что-либо не удастся. Возможно, именно поэтому профессиональные мнемонисты советуют пользоваться не тривиальными, а как можно более экзотическими, необычными образами. Хотя некоторые недавно проведенные эксперименты не подтвердили преимущества необычных образов в качестве мнемонических средств, я отношусь скептически к этим результатам. В таких экспериментах используются, как правило, наивные испытуемые, для которых уже сама экспериментальная ситуация создавала уникальный контекст; кроме того, у них проверялось обычно не отсроченное воспроизведение, а непосредственное.

Развиваемая здесь интерпретация роли образов как мнемонических средств объясняет, почему запоминаемые объекты должны взаимодействовать в воображении, а не просто присутствовать один наряду с другим. В используемом здесь смысле два объекта взаимодействуют в том случае, если от их пространственной взаимосвязи зависит, как они выглядят или как мы их увидим. Лучше представить себе зрительно акулу в колыбели, чем просто рядом с ней, потому что только первая связь изменит нашу схему восприятия акулы. Эта гипотеза объясняет также, почему ассоциируемые слова должны быть конкретными, а не абстрактными. Точнее говоря, в ней содержится определение конкретного, пригодное для этой задачи. Слово конкретно, если, и только если, оно обозначает нечто такое, что может быть воспринято, иными словами, нечто, обеспечивающее такую сенсорную информацию, которая может быть предвосхищена. (Разумеется, можно воспользоваться образной мнемоникой и для запоминания абстрактных слов, если мы сумеем связать их с конкретными; например, запомнить пару «справедливость – категория», зрительно представив себе, скажем, окровавленного кота, сидящего на весах. [Английское слово «category» («категорию») разделено автором на две части «cat» – кот и «gory» – окровавленный. – Прим. пер.])

Схема по самой своей природе может представлять вещи, временно скрытые от зрения. Хотя ваше пальто может, например, висеть в шкафу, вы в состоянии частично предвосхитить информацию, которую вы получите, подойдя к шкафу и открыв дверцу. Таким образом, вещи, находящиеся внутри или позади других вещей, можно представить точно так же, как вещи, взаимодействие которых открыто взору. Если бы образы были мысленными картинами, это было бы невозможно; никакая обыкновенная картина не в состоянии показать закрытые объекты. Если же, однако, они суть предвосхищения, нельзя ограничивать их тем, что можно увидеть только с данной точки наблюдения. Отсюда следует, что память получит дополнительную помощь, если вообразить скрытые, не допускающие графического изображения связи между двумя вещами и представить себе эти связи в виде некоторой картины. Нэнси Керр и я смогли показать несколько лет назад, что это справедливо. Хотя в интроспективных отчетах наших испытуемых отмечалось, что образы скрытых предметов были не такими «яркими» или «хорошими», как другие образы, они тем не менее оказывались не менее эффективными средствами запоминания.

Сознательное использование умственных образов это только один способ запоминания вещей, однако принципы, посредством которых я пытался объяснить его, имеют достаточно общий характер. Соблазнительно думать, что они могут быть положены в основу законченной теории памяти. В такой теории повторное предъявление одного и того же материала представляло бы собой некоторую регулярность событий, которую следует обнаружить, а не способ упрочения индивидуального следа памяти. Поскольку схемы не исчезают, их использование (независимо от того, будут ли они выделены из перцептивного цикла или нет) должно лежать в основе воспоминания; забывание будет происходить всякий раз, когда данный стимул оказывается не настолько специфичен, чтобы специфицировать схему. С учетом нескольких дополнительных гипотез (потребуется, например, оговорить специфические особенности вербальных схем, чтобы объяснить лабораторные феномены кратковременной памяти) эта концепция могла бы, вероятно, оказаться пригодной для объяснения многих известных экспериментальных фактов: эффектов контекста, специфичности кодирования, проактивного торможения, кластеризации категорий и т. п. Тем не менее я не поддамся этому соблазну. Никакой теории памяти в настоящей книге предложено не будет.

Дело в том, что у нас практически нет сколько-нибудь систематизированных знаний о памяти, как она проявляется в повседневной жизни. Почти все феномены, которые должна объяснить современная теория, имеют в высшей степени искусственный характер: воспроизведение списков бессмысленных слогов, опознание условных изображений, входивших в состав некоторого множества и предъявлявшихся ранее испытуемому, и т. д. Бартлетт много лет назад указал на эту проблему, однако его предложение просить испытуемых пересказывать тексты объемом около страницы, прочитанные им несколько дней назад, было почти столь же нереалистическим. Современные необартлеттианцы снова предлагают своим испытуемым воспроизводить короткие тексты, однако как бы изобретательны ни были их методы, они не могут изменить того факта, что в реальной жизни ни один нормальный человек не станет по своей воле это делать. (Люди действительно читают книги, в этом нет сомнений, но психологи редко интересовались тем, что эти люди узнают в результате этого занятия. Актеры запоминают роли, но делают они это не с помощью методов, изучаемых в таких экспериментах.) Сейчас вновь возник интерес к тому, как формируются мнемонические навыки у детей, но он сосредоточен главным образом на искусственных задачах, предполагающих использование весьма специфических стратегий. Межкультурные исследования отчетливо показали, что эти стратегии являются в какой-то мере побочным продуктом принятого в нашем обществе формального образования, однако мы все еще не знаем, как они формируются и почему. Более важно то, что у нас почти нет систематической информации о том, как человек запоминает события, свидетелем которых он оказался (хотя в последнее время появилось несколько исследований, выполненных на достаточно современном уровне 4), встреченных им людей, сообщения, которые он должен передать, или даже то, где он оставил свою трубку. До тех пор пока мы не будем знать больше о памяти в том естественном контексте, где она обычно формируется и функционирует, всякое теоретизирование на этот счет будет преждевременным.

Осязание и вкус

До сих пор обсуждение образов и памяти было сосредоточено на зрительных образах и зрительных предвосхищениях. Это вполне правомерно, поскольку зрительные образы чаще всего изучались и являются наиболее распространенными мнемоническими средствами. Тем не менее не будут излишни несколько замечаний, относящихся к другим сенсорным модальностям.

Много информации относительно окружающей нас среды, которую мы получаем с помощью зрения, мы можем получить и посредством гаптического чувства. О многих свойствах близких предметов, в том числе об их расположении, мы можем узнать, трогая и ощупывая их. Поскольку такого рода информацию можно предвосхитить, она может быть включена в когнитивные карты и образы. Я не хочу сказать, что гаптическая информация каким-то образом перекодируется в зрительную форму; речь идет о том, что схемы направляют обследование одновременно в нескольких модальностях, формируя релевантные предвосхищения для каждой из них. Разумеется, мы определяем местонахождение вещей в. первую очередь с помощью зрения, поскольку оно обеспечивает наиболее доступную и точную информацию о пространственных отношениях. Однако только, благодаря рукам мы в состоянии определить состав, текстуру и вес предмета, а также его реакцию на прикосновение и давление. Все эти свойства, можно представить в виде образов независимо от их сенсорного происхождения. Наши перцептивные предвосхищения имеют настолько интегральный характер, что вещи могут выглядеть тяжелыми, или твердыми, или грубыми (хотя точная информация об этих свойствах обеспечивается только через прикосновение); в равной мере предмет может показаться нам на ощупь шириной в дюйм (хотя эксперименты показали, что в случае конфликта ощущений разных модальностей решающее значение в оценке размера и положения принадлежит зрению). Восприятие объектов и событий – это фундаментальный процесс, при котором используется любая доступная информация.

Из сказанного, видимо, следует, что, хотя когнитивные карты и являются разновидностью образов, они не обязательно должны быть визуальными. У слепых также могут быть ориентировочные схемы; они должны их иметь, чтобы быть в состоянии передвигаться. Они, безусловно, обладают и образами отдельных объектов, то есть умеют предвосхищать ту информацию, которую они получат при гаптическом обследовании этих объектов. Отсюда следует, что они должны уметь пользоваться умственными образами в качестве вспомогательных средств ассоциативного запоминания, так же как это делают зрячие. Недавно проведенные исследования слепых от рождения людей показывают, что дело обстоит именно так.

Прежде чем оставить эту тему, я коротко остановлюсь на мнемонической роли еще одной сенсорной системы – вкусовом чувстве. Вполне вероятно, что вкус более пассивное чувство по сравнению со зрением или осязанием. Как только какое-то вещество попадает в рот, вкусовая информация остается, видимо, неизменной, что бы ни делал индивид. Несмотря на возможность выработать у себя тонкие вкусовые предвосхищения (хороший повар знает, каковы на вкус будут некоторые ингредиенты в новой комбинации), вкусовой опыт не слишком доступен манипулированию. Этим можно объяснить особенно сильное ощущение знакомости вкуса еды, которую вы пробовали много лет назад, а также приписываемую вкусовым ощущениям способность вызывать целый поток воспоминаний. Поскольку зрение зависит от направляемых схемой исследовательских действий, нам редко удается дважды одинаково увидеть один и тот же предмет. Если вторая зрительная встреча с предметом происходит через длительное время после первой, релевантные схемы почти несомненно успевают измениться, а это значит, что мы по-иному будем смотреть на предмет и соберем о нем по крайней мере слегка отличающуюся информацию. Так как вкусовая информация воспринимается более пассивно, два далеко отставленные во времени опробования того же самого вещества могут дать почти тождественные результаты и, таким образом, вызвать исключительно яркое впечатление узнавания.

Манипулирование образом

Если образы суть предвосхищения, они должны облегчать последующее восприятие. Перцептивная готовность – это не скромный побочный продукт визуализации, это ее суть. Иметь перцептивную установку в отношении чего-либо – это значит иметь образ. Чем точнее этот образ предвосхищает ожидаемую информацию, тем более эффективной будет установка. Это часто удавалось показать; особенно впечатляющий эксперимент был недавно проведен Майклом Познером и его сотрудниками. Испытуемый, только что увидевший предъявленную букву, скажем А, определит другую А как ту же самую букву быстрее, если она предстанет перед ним точно в таком же виде, как раньше, и медленнее, если она будет предъявлена, например, не как прописная буква, а как строчная. Аналогичное облегчение имеет место даже тогда, когда испытуемому не показывают, а просто говорят о том, какой будет буква, так что он имеет возможность представить ее себе заранее.

Познер объясняет эти и аналогичные результаты, постулируя существование когнитивной структуры, которую он называет «зрительным кодом» буквы. Буквы опознаются путем соотнесения с такими кодами, и соответствующая предварительная экспозиция может привести тот или иной код в состояние готовности. Понятия «код» и «схема» имеют, очевидно, много общего, и различить их в такого рода экспериментах, видимо, довольно трудно. Преимущество схемы состоит в том, что это понятие легко распространяется на ситуации естественного, непрерывного зрения, при котором воспринимающий сам активно ищет информацию на протяжении некоторого времени. Собственно говоря, это понятие и было введено в целях описания такого активного восприятия. Код, напротив, представляется пассивным устройством для узнавания; он и его обладатель могут только терпеливо ждать, когда появится стимул соответствующей конфигурации. Я подозреваю, что частные особенности кодов, установленные в экспериментах с измерением времени реакции – их латентный период, организация в виде последовательных или параллельных структур, – окажутся специфическими, не допускающими генерализации характеристиками.

Если образы суть предвосхищающие схемы, то они должны сопровождаться предвосхищающим поведением. В частности, не удивительно будет, если окажется, что люди осуществляют движения глаз, соответствующие сбору информации о воображаемых объектах и событиях. Это предположение нелегко проверить на обычных образах, поскольку движения глаз, сопровождающие разглядывание большинства вещей, не имеют определенного характера. Разглядывая стул, человек может сначала фиксировать взгляд на сиденьи, затем сканировать спинку, потом посмотреть по очереди на ножки и осуществить много других зрительных исследовательских движений. Даже в тех случаях, когда существует естественная схема сканирования, человек, хорошо умеющий вызывать у себя образы, совсем не обязательно будет следовать ей. Хотя он и готов в каком-то смысле увидеть объект, он отчетливо. знает, что объект не появится. Какое именно предвосхищение будет осуществлять контроль за движениями его глаз, будет зависеть от многих факторов: его общих планов и намерений, опыта переживания противоречащих фактам образов, доминирования какой-либо одной конкретной схемы сканирования данного объекта или события и т. п. Экспериментально установлено, что люди, представляющие закономерно происходящие движения, характерные, например, для игры в настольный теннис, действительно склонны осуществлять ожидаемые в такой ситуации движения глаз. То же относится и к спящим, как это можно было бы ожидать. Хотя, очевидно, имеются и другие детерминанты быстрых движений глаз во время сновидений (они были зафиксированы у новорожденных, у декортицированных кошек и у слепых от рождения индивидов), иногда удавалось показать, что эти движения соответствуют образному содержанию сновидения. Дело, разумеется, обстоит не так, что спящий сначала видит воображаемый объект и лишь затем начинает двигать глазами, чтобы исследовать его. У него возникает предвосхищение, что он увидит нечто, он планирует посмотреть на это, а потом реализует свой план в той мере, в какой это ему удается.

Эти рассуждения позволяют понять, почему образы иногда интерферируют с восприятием, и наоборот. Визуализировать что-то одно и при этом смотреть на что-то другое так же трудно, как смотреть на две вещи одновременно, а это, как мы отметили в главе 5, может быть очень сложной задачей. Такого рода интерференция была впервые продемонстрирована Бруксом, показавшим, что испытуемые с трудом могут осуществить визуально направляемую реакцию, если они в то же время описывают по памяти визуальную форму, а также манипулировать умственным образом, если им приходится при этом давать непрерывный отчет о направлении движения стимула. Эти данные были многократно подтверждены. Были получены также некоторые данные (не совсем, впрочем, бесспорные), показывающие, что направленная зрительная активность интерферирует с использованием зрительных образов в качестве мнемонических средств. Подобные результаты обычно интерпретируются таким образом, что воображение отчасти опирается на те же «механизмы», что и восприятие. Предлагаемая автором гипотеза позволяет уточнить эту интерпретацию. Восприятие представляет собой циклическую активность, включающую в себя фазу предвосхищения; а воображение – это только предвосхищение.

Гипотеза предвосхищения объясняет еще один интересный экспериментальный результат. Косслин 4 измерил, насколько быстро люди могут давать отчет о мельчайших деталях воображаемого объекта; он обнаружил, что время ответов меньше, если воображаемые объекты большие или близкие. Он интерпретирует свои результаты таким образом, что большой умственный образ, в сущности, подобен большой (и, следовательно, легко исследуемой) картине, в то время как маленький образ подобен маленькому изображению, которое необходимо увеличить, прежде чем им пользоваться. Это отнюдь не единственно возможная интерпретация. Мне кажется, что планы рассматривания отдаленных и маленьких объектов обязательно должны отличаться от планов для больших и близкорасположенных объектов. Поиск мелких деталей совместим с планами последнего типа, а не с планами первого типа. Испытуемые, от которых требуется вообразить мелкие детали в процессе визуализации удаленного или уменьшенного объекта, находятся, в сущности, в ситуации интерференции, подобной той, которую создавал в своих экспериментах Брукс.

Прежде чем закончить эту главу, нам предстоит рассмотреть еще одну, последнюю и, может быть, наиболее оригинальную, группу исследований воображения. Речь идет об исследованиях Шепарда, Купери их сотрудников, изучавших вращение образов. В первом из этих исследований испытуемым показывали два изображения геометрических объектов и спрашивали, изображен ли на них один и тот же объект. Объекты часто бывали различно ориентированы на плоскости, так что испытуемому приходилось мысленно поворачивать один из них для того, чтобы определить, тождествен ли он другому. Время реакции оказалось линейно зависящим от степени необходимого вращения: чем больше различие в ориентации объектов, тем медленнее реакция. Испытуемые, очевидно, осуществляли мысленное вращение образов с постоянной скоростью.

В последующих исследованиях этот процесс мысленного вращения образов выявлялся иначе. Стимулом в них служила заглавная буква (или конкретный, но бессмысленный контур), которая была заранее известна испытуемому. В каждой пробе от испытуемого требовалось определить только, был ли стимул предъявлен в нормальном виде или в виде своего зеркального отражения; определить это было трудно, так как стимул мог быть предъявлен в любой ориентации от 0 до 360 градусов. В начале каждой пробы испытуемый формирует образ нормальной формы и начинает мысленно вращать его с постоянной скоростью; затем в непредсказуемый момент предъявляется реальная форма. Оказывается, что время решения зависит оттого, насколько реальная ориентация внезапно предъявленной формы отличается от ориентации вращаемого умственного образа в тот же момент.

Чтобы понять эти результаты, рассмотрим, как воспринимаются реально вращающиеся объекты. Предположим, например, что мы хотим разглядеть лицо акробата в тот момент, когда он делает сальто. Для этого необходима схема, собирающая информацию о скорости и направлении вращения акробата, а также направляющая сбор информации, относящейся к той позиции, в которой окажется его голова в следующий момент. Любой наблюдатель, способный успешно выполнить это, сможет также представить это движение, попросту активизировав предвосхищающую схему в отсутствие акробата. Его образ в этом случае будет представлять собой готовность к сбору некоторой информации, относящейся к данной части движущегося тела. Именно эту готовность и демонстрируют эксперименты: быстрее всего испытуемые собирают информацию, когда стимул имеет ориентацию, совпадающую с ориентацией образа. Как пишет Купер, «во время мысленного вращения внутренний процесс проходит через ряд последовательных состояний, в каждом из которых испытуемый особенно готов к предъявлению конкретного внешнего объекта, имеющего определенную ориентацию».

Мне менее понятно, почему вращение образа во время этого ожидания должно происходить столь медленно и с такой постоянной скоростью, как это показали данные эксперименты. Обычно мы перемещаем образы куда и как угодно, невзирая на реальные расстояния. Мне требуется не больше времени для того, чтобы представить себе дом, который я некогда видел в Англии, чем дом в Нью-Йорке. Возможно, постоянство темпа следует связывать с необходимостью удержания образа даже тогда, когда он претерпевает изменение: эта буква или этот объект должны быть повернуты в новое положение. Будущие исследования, возможно, прояснят эту проблему.

Эйдетизм и фотомнемоника

Возможно ли запомнить станицу теста как фотографию и прочитать ее в уме? Сохраняет ли мозг всю информацию, которую воспринимает человек? Или же только ту, на которой он останавливает достаточно внимания? Все эти вопросы достаточно важны для мнемоники и мнемологии. Классические мнемонисты отстаивают позицию, что все это фокусы и уловки, а настоящая мнемоника заключается в кодировании информации. С другой стороны появляется все больше фактов говорящих об обратном.

1. Для начала остановимся на феномене эйдетизма. Под эйдетизмом в разное время подразумевали разные психические феномены, которые всегда сходились в одном: эйдетик может помнить очень детальный визуальный образ, подобный фотографии. Как ему это удается, может ли он ум управлять, норма это или отклонение, сколько существует эйдетиков, изменяется ли эта способность с возрастом, можно ли ее развить – все это попадает в категорию спорных вопросов. Приведем некоторые факты (некоторые из которых могут быть не совсем достоверны), которые могут пролить свет на феномен эйдетизма.
2. Роберт Удэн, знаменитый французский маг, лучшие фокусы которого зависели исключительно от его быстрой и точной наблюдательности и внимания, развивал последние, так же как и память, годами усидчивых упражнений. Говорят, в свои юношеские годы он быстро проходил мимо какого-нибудь магазина, поспешно и зорко заглядывая в окно, а затем отворачивался. Спустя несколько шагов он останавливался, стараясь припомнить и описать возможно большее число виденных предметов. Он нашел, что постоянная практика настолько увеличила остроту его внимания, что он с каждым днем запоминал все большее и большее число предметов, выставленных в витрине; таким образом он непрестанно развивал те части разума, которые сохраняли и снова вызывали впечатления. Говорят, что впоследствии он мог пробежать мимо громадной витрины с выставленными мелкими предметами и получить такое полное, ясное и сильное впечатление, что несколько часов спустя он почти безошибочно описывал любой предмет. Благодаря этой способности Удэн сделался тем, чем был и чем составил себе состояние. Его память стала как бы фотографической пластинкой, запечатлевающей подряд все как есть, так что ему оставалось лишь вызвать впечатление и называть предметы, стоящие перед его душевными очами (Аткинсон «Память и уход за ней»).
3. Подобный же случай описывается и Р. Киплингом в его прелестном рассказе «Ким»: старый учитель Лурган Саиб готовил мальчика к тайному служению, где быстрое и ясное запоминание предметов было равносильно успеху и, следовательно, жизни. Старик вынул из ящика горсть драгоценных украшений и приказал Киму смотреть на них сколько он желает, чтобы постараться затем припомнить их. Здесь же был и другой туземец-мальчик, уже подготовлявшийся некоторое время таким образом. Ким нагнулся над подносом и стал смотреть на пятнадцать разложенных на нем драгоценностей. Он думал, что это легко. Затем поднос закрыли и туземец-мальчик быстро записал все, что запомнил. «Под бумагой лежат пять синих камней, один большой, один меньше, и три маленьких,- поспешно сказал Ким.- Затем там четыре зеленых камня, один из них пробуравлен; прозрачный желтый камень и один, схожий с чубуком. Два красных камня и... и... я насчитал пятнадцать, но два забыл. Дайте вспомнить! Да, там был маленький коричневый предмет из слоновой кости и... дайте подумать!» Но дальше дело не шло. «Слушай мой отчет,- сказал маленький туземец,- во-первых, там было два надтреснутых сапфира, весящих четыре и два карата, насколько я могу судить. Четырехкаратный сапфир заострен. Затем туркестанская бирюза, испещренная зелеными жилками, с двумя надписями - одна золотом, с именем Бога, другая, вокруг камня - стерта, так как он вынут из старого кольца. Вот пять синих камней; затем идут четыре блестящих изумруда, один просверлен в двух местах, а другой покрыт мелкой резьбой». «Их вес,- спокойно сказал Лурган Саиб,- три, пять и четыре карата». «Кусок зеленоватого старого янтаря и дешевый обломок европейского топаза,-продолжал мальчик-туземец.- Один бирманский рубин весом пять карат, без изъяна. Шарообразный, попорченный рубин в два карата. Резная слоновая кость из Китая, изображающая крысу, сосущую яйцо. И, наконец, величиной с боб кристальный шар, вделанный в золото». Ким почувствовал себя очень униженным превосходством маленького туземца. «Как же ты это сделал? - спросил он. «Делая одно и то же несколько раз, пока не добился полного успеха». Я советую вам прочесть эту книгу, в ней много полезного, и посмотреть, как Ким воспользовался уроками старого учителя. Это упражнение, очень точно изложенное в великолепном описании Киплинга, очень любимо на Востоке, где оно практикуется в совершенстве многими, как практиковалось и Удэном. Многие из вас могут сделать тоже самое, если вы не пожалеете труда и времени для приобретения навыка (Аткинсон «Память и уход за ней»).


Рисунок 1. Камни

4. Доктор Филипсон был столь любезен, что написал мне следующее: «Великий Талмуд состоит из двенадцати томов большого формата, состоящих в общей сложности из тысяч страниц. Во всех опубликованных изданиях Талмуда содержится абсолютно одинаковое количество страниц, и на определенной странице в каждом издании размещены одни и те же слова. Это необходимо иметь в виду, чтобы понять выдающееся достижение памяти, о котором я собираюсь рассказать. Существовали и, несомненно, существуют по сей день люди, которые знают наизусть весь текст Талмуда. Несколько лет назад один из таких людей, родившийся в Польше, посетил нашу страну. Я наблюдал за проявлением выдающихся свойств его памяти. Так, один из нас открывал наугад один из томов Талмуда, скажем, трактат Берахот, на странице десять; затем какое-то из слов накалывалось булавкой, например, четвертое слово в восьмой строчке; затем мнемического гения спрашивали, какое слово находится в этом самом месте на странице тридцать восемь, или пятьдесят, или любой другой, затем том протыкался булавкой до тех нор, пока она не доходила до страницы тридцать восемь, или пятьдесят или любой другой, обозначенной ранее; после этого мнемический гений называл слово, и всегда оказывалось, что он абсолютно прав. В его мозге содержался зрительный образ всего Талмуда; другими словами, страницы Талмуда были «сфотографированы» в его мозге. Это было одно из самых значительных достижений в развитии памяти из всего, когда-либо виденного мною, причем здесь не было никакого обмана. Среди людей, собравшихся вокруг стола, было несколько экспертов в области изучения Талмуда, которые сразу бы раскрыли любое мошенничество, если бы оно случилось. В былые времена для обозначения таких мнемических гениев евреи использовали особый термин - Шасс Поллак, Шасс - это аббревиатура названий Талмуда на иврите, а Поллак - это житель Польши; почти все эти мнемические гении родом из Польши. Таким образом, Шасс Поллак — это житель Польши, который выучил весь текст Талмуда и способен предъявить доказательства своих мнемических способностей, подобные тем, что были описаны выше» (Найссер «Когнитивная психология памяти»).


Рисунок 2. Страница Талмуда

5. Сегодня во Львове на площади Петрушевича, 2, устанавливается новый мировой рекорд по запоминанию и отображению человеком числа «пи» объемом в 1 миллион знаков, а также запоминания числа «на скорость», состоящего из пяти тысяч символов. Этим «уникумом», который представит народу свои уникальные способности, будет львовянин, профессор, доктор медицинских наук Андрей Слюсарчук. Жюри, состоящее из независимых членов, представителей Книги рекордов Украины и Книги рекордов Гиннесса, на большом табло напишет в хаотичном порядке 5 тысяч знаков. Потом рекордсмен в течение трех минут запомнит это число, ему завяжут глаза, он отвернется и воспроизведет вслух данное изображение. Во второй части рекорда комиссия наберет число «пи», в котором будет находиться миллион цифр. 3,14 с миллионным значением на хвосте профессор «озвучит» дней через двадцать, выучив предварительно его по 25-страничной книге, на каждой из которых будут значиться по 40000 тысяч знаков. Его смогут проверить не только жюри, но и зрители. Они зададут ему определенные параметры книги, по которым он будет мысленно отыскивать и называть нужную строчку, абзац, сектор и страницу. Как сообщил «Сегодня» владелец одной из самых доскональных памятей в мире, в своем высоком результате он уверен: «Мне ничего не стоит продемонстрировать отображение числа пи и в пять миллионов знаков, но, на мой взгляд, лучше сохранять некую интрижку. Таким образом я буду далее улучшать собственный рекорд, повышая его каждый раз на новое шестизначное число. Вообще, секрет моей визуальной памяти кроется в моей методике, которую я, к сожалению, пока запатентовать не могу, - сказал нам Андрей Тихонович. - Суть системы запоминания заключается в том, что я реализую свою ассоциацию, которую извлекаю из пластов подсознания». По словам доктора, он может запоминать не только цифры, но и тексты любых произведений, и иностранные языки: «На запоминание 752 страниц «Войны и мира» мне понадобится не более 6 часов. Чтобы выучить полностью язык, я потрачу около 25 дней и овладею при этом 30 тысячью слов. В моем «памятном арсенале» уже сейчас - 80 книг, среди которых все труды Ленина. Кстати, на работы Владимира Ильича, у меня ушло всего 12 дней» (Ксения Гришина, газета «Сегодня»).


Рисунок 3. Андрей Слюсарчук

6. Если верить газетам сам Слюсарчук предлагает такой способ развития фотопамяти: «Расставьте разные мелкие предметы на столе. Из них нужно выбрать один, например спичечный коробок. Сосредоточьтесь и смотрите на коробку так долго, чтобы, закрыв глаза, можно было детально ее описать. Да, будто она перед глазами. Этот прием отрабатывается до автоматизма. Начинать нужно с одного предмета, а затем постепенно добавлять другие. Человек должен четко запомнить все предметы с помощью зрения.
Большие объемы информации следует сортировать в блоки. Например, в набор предметов или таблицы чисел. Если это числа, то берутся первые три с одного конца, а затем - три цифры правого блока. И так постепенно визуально запоминаются все цифры».
7. Элизабет - молодая преподавательница в Гарварде; очень умна и хорошо рисует. Она обладает талантом, которого лишено большинство художников. Она может по своему желанию мысленно спроецировать точное изображение какой-то картины или сцены на свое полотно или на другую поверхность. По-видимому, этот галлюцинаторный образ содержит все детали текстуры и цвета оригинала. Как только образ сформирован, он остается неподвижным, и Элизабет может перемещать по нему свой взгляд, чтобы исследовать детали. Элизабет (на самом деле у нее другое имя) говорит, что может, например, спроецировать бороду на безбородое лицо или же листья - на обнаженное дерево; эти дополнения настолько яркие, что они могут затмить истинный образ. Однако она никогда не путает эйдетические образы с реальностью, и ее редко беспокоят спонтанные мысленные образы. Ее способность припоминать и визуализировать образы не ограничивается картинами или сценами. Через годы после прочтения стихотворения на иностранном языке она может извлечь из памяти образ печатной страницы и воспроизвести стихотворение с нижней строки до верхней со скоростью, с которой она обычно пишет. Она говорит, что использовала свою эйдетическую память на школьных и студенческих экзаменах, но нашла ее менее полезной в аспирантуре. В наших экспериментах с Элизабет в Гарварде мы использовали сгенерированные на компьютере стереограммы, созданные Юлесом (Julesz) из «Bell Telephone Laboratories»... Каждая стереограмма состоит из пары паттернов, образованных случайными точками. Когда человек смотрит через стереоскоп, в котором один паттерн предъявляется правому глазу, а другой - левому, то видит объемное изображение некоторой фигуры. Когда он смотрит на паттерны случайных точек без стереоскопа, то не может видеть ни фигуры, ни глубины изображения. С помощью только правого глаза Элизабет рассматривала образованный 10 тысячами точек паттерн в течение 1 минуты. После 10-секундного отдыха она смотрела на другой паттерн, состоявший из 10 тысяч точек, левым глазом. Мы попросили ее наложить эйдетический образ паттерна, увиденного правым глазом, на фактический паттерн, увиденный левым глазом. Она без колебаний сообщила, что видит букву Т, ориентированную в пространстве обычным образом. Затем мы показывали Элизабет одновременно оба паттерна через стереоскоп, и она сказала, что Т идентична ее эйдетическому образу. После этого мы поменяли местами паттерны для левого и правого глаза. Когда испытуемая спроецировала эйдетический образ на фактический паттерн, то увидела под поверхностью перевернутую букву Т. Глубина Т колебалась, но буква имела резкие контуры. В следующем эксперименте Элизабет смотрела правым глазом на еще один паттерн случайных точек. На этот раз она разглядывала паттерн в течение 3-минутных периодов, разделенных минутными интервалами отдыха, затратив в итоге на рассмотрение паттерна 12 минут. Через 24 часа испытуемой дали посмотреть на сопряженный паттерн левым глазом, и она спроецировала на него эйдетический образ паттерна для правого глаза. Через 10 секунд Элизабет сообщила, что видит квадрат, плывущий над поверхностью. Эти тесты послужили доказательством того, что эйдетизм существует. До эксперимента Элизабет не видела стереограмм. Невероятно, чтобы она могла запомнить положение 10 тысяч точек за то короткое время, которое мы предоставили ей для разглядывания паттернов. Даже если она могла сделать подобное, это не объясняет увиденную ею глубину изображения. Трехмерное изображение возможно, только когда каждый глаз видит иной образ. Чтобы продемонстрировать огромную детализированность информации, содержащейся в эйдетическом образе, мы проверили возможности Элизабет с помощью паттерна из миллиона случайных точек. Она сформировала эйдетический образ паттерна и сохраняла его в период длительностью до четырех часов. Мы еще не проверяли ее способность удерживать в памяти паттерн из миллиона точек в течение более длительных периодов. Элизабет могла избирательно припоминать любой из нескольких образов. В одном эксперименте молодая женщина сформировала образы четырех паттернов из 10 тысяч точек каждый, которые она видела правым глазом. На следующий день она рассматривала один из паттернов левым глазом и, когда ее попросили, припомнила каждый из четырех эйдетических образов. Когда образы были наложены на паттерн для левого глаза, каждый образовал особую фигуру, которая была видна в объеме (Найссер «Когнитивная психология памяти»).


Рисунок 4. Стереограмма

8. Кроме того приведу личные примеры: Один мой знакомый лежал под капельницей пирацетама. Есть такое вещество для людей с ослабленным мышлением и памятью. Он через некоторое время мог «брать» страницы. После он потерял эту способность, когда пирацетам вышел. Но страницы, которые «взял» так и остались при нем.
9. Также кореец, который рассказывал о корейской мнемонике очень хорошо владел фотомнемоникой. Он говорил, что помнит целую библиотеку, много тысяч книг. Но при этом некоторые он не понимает. Некоторые книги он помнил в разных изданиях, включая опечатки. На вопрос как он это делает, он говорил, что «берет» страницы и связывает их с шагами по определенной местности. Судя по его описаниям можно предположить, что его методика более всего походила на методику Слючарчука. Он упоминал о трансоподобном состоянии, говорил, что надо полностью сосредоточиться на предмете запоминания, как будто в мире нет ничего другого. При попытках схватывать информацию пучками, когда внимание концентрируется на отдельных деталях, он поправлял: «Почему ты тыкаешь пальцем? - накрой ладонью». Кроме того, он акцентировал внимание на том, что для того чтобы «все» помнить необходимо строить Внутренний Храм, при этом говорил: «Восприятие как пчела, когда она собрала достаточно меда, его необходимо отнести во Внутренний Храм». В качестве способа развития фотопамяти предлагал «играть» в корейский столик. При этом он никогда ничего не повторял. Однажды он демонстрировал запоминания томика стихов Ахматовой со скоростью пролистывания. На проверку он указал не только содержание, но и типографические помарки, а также разбивку стихов по страницам. Есть основания полагать, что кроме фотопамяти он обладал схожими способностями во всех модальностях. К сожалению никакой информации доказывающей его способности нет. Научных экспериментов он не ставил.


Рисунок 5. Мнемонический корейский столик

10. В заключение хотелось бы уточнить термин фотомнемоника. Под фотомнемоникой мы подразумеваем мнемонику с использованием эйдетических образов. Подобно тому как в обычной мнемонике мы используем обычные образы, в фотомнемонике мы используем более детальные образы-эйдосы. Естественно, для работы с такими эйдосами необходимо использовать специфические приемы, но это уже тема для отдельной статьи.

пятница, 28 ноября 2008 г.

Умножение чисел

Тема умножения чисел в уме, да и вообще устного счета, достаточно широко обсуждается в мнемонических кругах. Поэтому в данной статье я бы хотел обратить внимание лишь на то, как вставные точки (см. Вставные точки) позволяют расширить «оперативную» память в процессе перемножения многозначных чисел.

1. Первое что приходит в голову при попытке перемножить большие числа это сделать данную операцию по знакомому алгоритму, а именно: в столбик. При этом обычно прибегают к различным изощрениям: делают это справа налево, слева направо, пытаются преобразовать сначала исходные числа и т.д. Но все это тщетно, ибо как только числа становятся достаточно большими, просто не хватает памяти, цифры начинают расплываться и путаться.
2. Если человек перемножающий числа мнемоник (или мнемонист), то он попытается преобразовать числа в образы и зафиксировать их на крючках (опорных образах). Например, он может мысленно раскладывать на столе предметы по форме напоминающие цифры или делать нечто подобное. Данный способ, конечно, решает проблему путаницы, но создает еще большую проблему продуктивности. Скорость может снизиться в десятки раз, потому как требуется частое преобразование информации из одной формы в другую.
3. Чтобы избежать вышеуказанных проблем необходимо взять достоинства обоих методик и убрать недостатки. Этого можно достигнуть, используя вставные точки. Для примера возьмем трехзначные числа 123 и 456.
4. Сначала надо условиться, что алгоритм перемножения будет отличаться от классического столбика. Так как оперативная память ограничена, и мы не можем себе позволить выписывать несколько строк цифр, а потом их складывать, лучше их складывать сразу, при этом у нас получиться единственная строка, которая и будет ответом. Алгоритм таков: сначала берем последнюю цифру каждого числа и перемножаем их, записываем снизу (3*6=18, 8 пишем, 1 в уме). Далее расширяет поле до двух последних цифр каждого числа, и перемножаем их наискосок: предпоследнюю первого числа на последнюю второго числа плюс последнюю первого числа на предпоследнюю второго числа, записываем снизу (1+2*6+3*5=1+27=28, 8 пишем, 2 в уме). Далее расширяем поле до трех цифр (2=1*6+2*5+3*4=2+28=30, 0 пишем, 3 в уме). Снизу всегда записываем последнюю цифру. То, что остается в уме, пишем над последней цифрой мелким шрифтом (см. рисунок 1). После того как доходим до максимальной длины поля, начинаем уменьшать его с конца (3+1*5+2*4=3+13=16, 6 пишем, 1 в уме, 1+1*4=1+4=5, 5 пишем, 0 в уме).


Рисунок 1. Алгоритм умножения

5. Первое что надо сделать, это мысленно написать исходные числа на воображаемой доске или листке бумаге, но при этом, чтобы числа не путались в процессе вычисления, необходимо их промаркировать. Маркировка может быть любая: измененный шрифт, дополнительные элементы, размер, жирность, наклон и пр. Главная функция маркировки – отличать цифры, делать их уникальными (см. рисунок 2).


Рисунок 2. Исходные числа

6. Далее необходимо запомнить конфигурацию цифр. Для этого можно соединить пары цифры по горизонтали и по вертикали: 1 и 2, 1 и 4, 2 и 3, 2 и 4, 3 и 6, 4 и 5, 5 и 6. Это нужно для того чтобы не перепутать порядок цифр, а, кроме того, чтобы возник эффект «естественного видения» чисел на доске. В идеале конечно лучше увидеть все цифры одновременно, но объем внимания вряд ли это позволит.
7. После запоминания исходных чисел переходим собственно к умножению согласно алгоритму, приведенному в п.4. При этом получающиеся результаты будем также записывать с маркировкой справа налево (см. рисунок 3).


Рисунок 3. Результат

8. При умножении цифр надо сразу складывать результаты, это наводит на мысль о том, что остаток, которые мы держим в уме можно вообще не записывать на мысленную доску. Но тогда если мы случайно собьемся, придется вернуться к предыдущей операции, а может быть и началу. Так что без четко отточенного навыка рекомендуется остатки также записывать на доску.
9. Скорость такого перемножения чисел зависит нелинейно от количества знаков исходных чисел. У меня, например, уходит около 5 минут на перемножение 3-значных, 25 на 5-значные, 50 на 7-значные.

среда, 19 ноября 2008 г.

Индексирование дат словами

Чтобы запомнить даты, нужно проиндексировать их. Самый простой способ использовать для этого слова. Далее приводится способ индексировать даты внутри одного года и подборка соответствующих слов.

1. Индексирование происходит следующим образом. Берем слово и выделяем 3 необходимых компонента: 1) первую согласную, 2) первую гласную и 3) вторую согласную. После чего каждый компонент слова преобразуем в соответствующий компонент даты, а именно: 1) первую согласную в месяц, 2) первую гласную в декаду и 3) вторую согласную в день внутри декады (см. рисунок 1).


Рисунок 1. Схема индекса

2. Для облегчения запоминания соответствия «буква-месяц», можно использовать такой индекс: Весна – ВеСНа (март – В, апрель – С, май – Н), Лето – ТеПЛо (июнь – Т, июль – П, август – Л), Осень – ДуБаК (сентябрь – Д, октябрь – Б, ноябрь – К), Зима – МоРоЗ (декабрь – М, январь – Р, февраль – З).
3. Кроме того можно использовать быстрые синтагмы по созвучию:

М + декабрь = Медок
Р + январь = Рявкать
З + февраль = Зефир
В + март = мертВый
С + апрель = Сапер
Н + май = meiN kampf
Т + июнь = Тюнер
П + июль = Пилюля
Л + август = Лаванда
Д + сентябрь = Десант
Б + октябрь = Бок
К + ноябрь = Каное

4. Соответствие «гласная-декада» выглядит так: 0 – АЯ; 1 – ОУЮ, 2 – ЕЭЁ, 3 – ИЫ.
5. Для облегчения запоминания соответствия «буква-цифра», можно использовать такой индекс: 0 – ДуГа (похожа на ноль), 1 – ЛуЧ (похож на единицу), 2 – ТуФля (похожа на двойку), 3 – ПоЖар (три языка пламени), 4 – НаЦизм (четыре конца свастики), 5 – МаЗь (звездочка с пятью концами), 6 – СуЩество (с шестью лапами), 7 – ВеХа (похожа на семерку), 8 – КуБ (восемь углов), 9 – РеШетка (девять дырок).
6. Далее таблица слов для индексирования, сгруппированных по месяцам:


Январь (Р)
00 (АД): радар
01 (АЛ): ралли
02 (АТ): ратан,ратафия(ликер)
03 (АП): рапира
04 (АН): ранец
05 (АМ): рама
06 (АС): расческа,растение
07 (АВ): раввин
08 (АК): рак, ракета, раковина, ракушка
09 (АР): рашпиль
10 (ОД): родник
11 (ОЛ): ролтон,рулет,рулон,руль
12 (ОТ): рот
13 (ОП): ропак(льдины),рупор,ропа(жаба)
14 (ОН): рондо,руно
15 (ОМ): ромашка,ромб
16 (ОС): росток,роса,русалка
17 (ОВ): ровнялка,ров
18 (ОК): рокфор
19 (ОР): рой(улей)
20 (ЕД): редиска
21 (ЕЛ): рельс
22 (ЕТ): ретузы
23 (ЕП): репа,репейник
24 (ЕН): ренг(хна)
25 (ЕМ): ремень
26 (ЕС): рессора(пружина),ресница
27 (ЕВ): револьвер,ревень
28 (ЕК): ребро,река
29 (ЕР): решетка,решето
30 (ИД): ридикюль
31 (ИЛ): рычаг

Февраль (З)
00 (АД): зад
01 (АЛ): зал
02 (АТ): заточка, затычка, затылок
03 (АП): запах, запаска
04 (АН): занавеска
05 (АМ): замок
06 (АС): засов, заслон
07 (АВ): заварка, завод
08 (АК): заклепка, забор, закон, закат
09 (АР): заросли, зародыш, заря, зрачок
10 (ОД): зода(сода), здоровье
11 (ОЛ): зола,золото
12 (ОТ): зотка(всезнайка)
13 (ОП): зоопарк
14 (ОН): зонт
15 (ОМ): зомби
16 (ОС): оазис,зосима
17 (ОВ): звонок
18 (ОК): зуб,зубр
19 (ОР): зород(стог), узор, озеро
20 (ЕД): зэд
21 (ЕЛ): зелёнка, зелье
22 (ЕТ): зефир
23 (ЕП): зепь(котомка)
24 (ЕН): зенит, зеница, зенкер
25 (ЕМ): земля, змея
26 (ЕС): зес(голубь)
27 (ЕВ): звезда,зверь
28 (ЕК): зебра
29 (ЕР): зерно,зеркало

Март (В)
00 (АД): вагон,вагонетка
01 (АЛ): вал,валек
02 (АТ): вата,вафля
03 (АП): впадина
04 (АН): ванна,вантоз
05 (АМ): ваза,вазелин,вампир,вязанка
06 (АС): василёк, всадник
07 (АВ): вавилон, вахта
08 (АК): вакса, вакцина
09 (АР): варенье,врата, варан
10 (ОД): вода,водка,водопад,водоросль
11 (ОЛ): вол,волан,волк,волна,волокно,волос,волчок
12 (ОТ): вотра(стружки)
13 (ОП): вопиялица, вожжи, вопрос
14 (ОН): вонь, вьюнок
15 (ОМ): воз,воздух
16 (ОС): воск
17 (ОВ): вой
18 (ОК): вокзал, вобла,вьюк
19 (ОР): воробей,ворон,ворс,ворота,ворган
20 (ЕД): ведро
21 (ЕЛ): велосипед
22 (ЕТ): ветка
23 (ЕП): вепрь
24 (ЕН): вена,веник,венок,вентилятор
25 (ЕМ): вездеход
26 (ЕС): весло,весы
27 (ЕВ): веха
28 (ЕК): век, веко
29 (ЕР): веер,верблюд,веревка,вереск
30 (ИД): выдра
31 (ИЛ): вилка,вилы

Апрель (С)
00 (АД): сад
01 (АЛ): саламандра,салат,сало,салфетка
02 (АТ): сталь, сатурн
03 (АП): сапог
04 (АН): санки
05 (АМ): самогон,самокат,самолет
06 (АС): ассорти
07 (АВ): сахар,свая
08 (АК): саксофон,скала,скалка,скамейка
09 (АР): сарафан,сарделька,саркофаг
10 (ОД): сдоба,сода
11 (ОЛ): слон,солома,соль
12 (ОТ): соты,стол,столб
13 (ОП): суп
14 (ОН): сон, сноп,сундук
15 (ОМ): смола,смородина,сом,сумка
16 (ОС): сосиска,соска,сосна,сосок
17 (ОВ): сова,совок
18 (ОК): сок,сокол
19 (ОР): сор
20 (ЕД): седло
21 (ЕЛ): селедка,след,слеза
22 (ЕТ): сеть,стекло
23 (ЕП): сепия,специя,спецовка
24 (ЕН): сено, снег
25 (ЕМ): семя
26 (ЕС): сейф
27 (ЕВ): север,свекла,сверло,сверток,светофор,свеча
28 (ЕК): секира,скелет
29 (ЕР): сера,сердце,серебро,серп,серпантин,серьга
30 (ИД): сидение,сигара,сигарета

Май (Н)
00 (АД): надгробие, надпись, надой, надфиль
01 (АЛ): наличные
02 (АТ): антенна,антилопа
03 (АП): напалм
04 (АН): нанизь
05 (АМ): намордник
06 (АС): насос
07 (АВ): навоз
08 (АК): наклейка,накидка
09 (АР): нарезка,нарзан, нарды
10 (ОД): ноготь, нога
11 (ОЛ): ночник, ноль
12 (ОТ): нота
13 (ОП): нож,ножны,ножовка
14 (ОН): нониус(линейка)
15 (ОМ): номерок,ноздря
16 (ОС): нос,носилки,носок,носорог
17 (ОВ): новость
18 (ОК): нокиа
19 (ОР): нора,норка
20 (ЕД): неделя
21 (ЕЛ): нельма, нельзя
22 (ЕТ): нетопырь,нетель
23 (ЕП): нептун
24 (ЕН): нейлон, неон
25 (ЕМ): немец,незабудка
26 (ЕС): несушка
27 (ЕВ): невод,невеста
28 (ЕК): нектар,неклен,нектарин
29 (ЕР): нерв,нерпа
30 (ИД): индюк, индикатор
31 (ИЛ): нил

Июнь (Т)
00 (АД): таган
01 (АЛ): тачка,тальник,талмуд
02 (АТ): тату
03 (АП): тапочки,тапир(тюлень)
04 (АН): танк
05 (АМ): таз,тампон,тамар(стрела),тамтам
06 (АС): тасовка
07 (АВ): таверня,тавро
08 (АК): таксофон,табак,таблетка,табурет,такса,такси
09 (АР): таракан,тарелка,тарантул
10 (ОД): тога,тогол(деревянный гвоздь)
11 (ОЛ): толь,точилка,туча,тюль,тюльпан
12 (ОТ): туфли
13 (ОП): тополь,топор
14 (ОН): тон, тонна
15 (ОМ): том,томагавк
16 (ОС): тост,тостер
17 (ОВ): товар,творог
18 (ОК): ток,токай
19 (ОР): торпеда,торт,торф,трон,тропинка,тростник,труп,трусы,туша,тушь
20 (ЕД): тегульчик(мышь)
21 (ЕЛ): телевизор,телега,телескоп,телефон,тело,телогрейка
22 (ЕТ): тетива,тетрадь,тефтели
23 (ЕП): тепломер
24 (ЕН): тенёта,тент
25 (ЕМ): темьян(ладан)
26 (ЕС): тесто,тесак
27 (ЕВ): тевяк(тюлень),твердь
28 (ЕК): текст(свиток)
29 (ЕР): терка,термит,термос,терновник,трещина
30 (ИД): тигр

Июль (П)
00 (АД): падласы(лыжи),падуб
01 (АЛ): палас,палатка,палец,палитра,палица,палка,пальма,пальто
02 (АТ): патефон,патиссон,патока,паутина,пятка,пятно
03 (АП): папироса,папирус,папка
04 (АН): панама,пандус,панель,панталоны,панцирь
05 (АМ): память
06 (АС): паста,пастила
07 (АВ): павлин,павиан
08 (АК): пакет
09 (АР): пар,парашют,парик,паркет,паровоз,паром,пароход,парта,парус,праща
10 (ОД): подкова,поднос,подсолнух
11 (ОЛ): полено,половик,половник
12 (ОТ): потир
13 (ОП): попугай
14 (ОН): пони,пончик,пончо
15 (ОМ): помидор,помада
16 (ОС): посох
17 (ОВ): повидло,повозка,поволока,повязка
18 (ОК): покер,побелка
19 (ОР): порог,порох,порей
20 (ЕД): педаль
21 (ЕЛ): пеленка,пелерина,пеликан,пельмени
22 (ЕТ): петля,петрушка,петух
23 (ЕП): пепел,пепельница
24 (ЕН): пена,пенал,пенка,пенопласт,пенсне,пень,пенька,пеньюар
25 (ЕМ): пемза
26 (ЕС): песец,песок,песочница
27 (ЕВ): певг(пихта),певец
28 (ЕК): пекарня
29 (ЕР): перец,перина,перо,персик,перстень,перхоть,перчатка
30 (ИД): пиджак
31 (ИЛ): пила,пилка,пилюля

Август (Л)
00 (АД): ладан,ладонь,ладья
01 (АЛ): лал(рубин)
02 (АТ): латунь,латы,латуха(бумажный змей)
03 (АП): лапа,лапоть
04 (АН): ландыш,ланцет
05 (АМ): лампа,лампада,лампас,лампочка
06 (АС): ласты,лассо,ластик,лас(снежный ком)
07 (АВ): лава,лаванда,лаваш,лавина,лавка,лавр
08 (АК): лак,лакмус
09 (АР): ларек,ларец
10 (ОД): лодка
11 (ОЛ): лочак(хрущ-жук),луч,лучина,лолита,лол
12 (ОТ): лотос,лоток
13 (ОП): лопух,лупа,лопата,лопасть
14 (ОН): лонгет
15 (ОМ): лом
16 (ОС): лоскут,лось,лосьон
17 (ОВ): ловушка,ловдус(поплавок)
18 (ОК): локатор,локон,локоть,лук
19 (ОР): лорнет,лошадь,лордень(толстая нитка)
20 (ЕД): лед,леденец
21 (ЕЛ): лейка
22 (ЕТ): лето,летать
23 (ЕП): лепешка,лепесток,лепнина
24 (ЕН): лен,лента
25 (ЕМ): лемур,лемех
26 (ЕС): лес,леска
27 (ЕВ): лев,левиафан
28 (ЕК): лекало,леко(зелье),леклек(цапля)
29 (ЕР): леша(орешник),лешина(ольха)
30 (ИД): лидерство(знамя)
31 (ИЛ): лилия

Сентябрь (Д)
00 (АД): дадаизм
01 (АЛ): далма(еда)
02 (АТ): датчик,дятел,дата(колендарь)
03 (АП): адаптер
04 (АН): дань
05 (АМ): дама,дамба,дамаск(сталь,булат)
06 (АС): даос
07 (АВ): давилка
08 (АК): дакрон(паруса),даба(ткань)
09 (АР): дар
10 (ОД): дудка,дойник
11 (ОЛ): долька,долонь(длань),доллар
12 (ОТ): дутар(музыкальный инструмент)
13 (ОП): дюпель,дождь
14 (ОН): дона(репей),дунст(дробь),дно
15 (ОМ): домино
16 (ОС): доска(скейт),доспехи,досье
17 (ОВ): духи
18 (ОК): документ,доктор
19 (ОР): дор(кровля),дорога,дробь,дрова
20 (ЕД): дед(мороз,борода)
21 (ЕЛ): дельфин,делва(бочка)
22 (ЕТ): деталь
23 (ЕП): депеша,джем
24 (ЕН): деньги,деница(рукавица),денди
25 (ЕМ): демон
26 (ЕС): десна(велосипед),десерт
27 (ЕВ): дверь
28 (ЕК): дека
29 (ЕР): дерьмо,дерево
30 (ИД): диод

Октабрь (Б)
00 (АД): бадья
01 (АЛ): балахон,балка,баллон,балалайка,бальзам
02 (АТ): батарейка,батарея
03 (АП): бажант(фазан),абажур
04 (АН): банан,банка,бант
05 (АМ): бамбук,бампер
06 (АС): басман(хлеб),баскетбол(мяч)
07 (АВ): бава(солома),бахрома
08 (АК): бак,баклажан,баклан,бактерия
09 (АР): бар(кружка),барабан,баран,бархат
10 (ОД): бодать(рога),будильник
11 (ОЛ): болт,бочка
12 (ОТ): ботва,ботинки,бутон
13 (ОП): буженина(окорок)
14 (ОН): бонда(колокольчик)
15 (ОМ): бомба,бом(шлакбаум)
16 (ОС): бусы
17 (ОВ): бовкун(вол)
18 (ОК): бокал
19 (ОР): бордюр
20 (ЕД): бедро,бег,бегемот
21 (ЕЛ): белка,белок,белуга,белье,бельмо,беляш
22 (ЕТ): бет(фишка)
23 (ЕП): беж(шерсть)
24 (ЕН): бензель(обвязка)
25 (ЕМ): безе
26 (ЕС): бес
27 (ЕВ): бех(цикута)
28 (ЕК): бекеш(сюртук),бекас(птица)
29 (ЕР): бергамот,береза,береста,берет,беркут
30 (ИД): бидон
31 (ИЛ): билет,бич

Ноябрь (К)
00 (АД): кадило
01 (АЛ): кальян,кальмар
02 (АТ): каталог,катушка,катара(лапа)
03 (АП): капкан,капля,капуста
04 (АН): канат,канделябр,канистра,каноэ
05 (АМ): камень,камин,камыш
06 (АС): каска,касса,кастет
07 (АВ): кава(кол),кавка(лягушка),кавун(арбуз)
08 (АК): кактус,какао,какур(виноград)
09 (АР): карета,каркас,карман,карниз,карта,картон,картошка,кашне,каша,краб,кран,крапива,краска,кратер,якорь
10 (ОД): кодола(кондалы)
11 (ОЛ): кол,колба,колбаса,колготки,колено,колесница,колесо,колобок,колода,колодец,колокол,колонна,колос,колпак,кольцо
12 (ОТ): кот,котел,котлета,кофе,кофеварка,кофта
13 (ОП): копилка,копирка,копыто
14 (ОН): конверт,консервы,конфета,конус,конфетти,конь,коньки,коньяк
15 (ОМ): ком,комод,компас,компот
16 (ОС): коса,костер,костыль,кость,костюм
17 (ОВ): ковер,ковш
18 (ОК): кокос
19 (ОР): кора,корма,коробка,коробок,корова,корона,корсет,коряга
20 (ЕД): кедр,кеды
21 (ЕЛ): келим(коврик),келюх(рюмка)
22 (ЕТ): кефир
23 (ЕП): кепка
24 (ЕН): кенга(калоша),кенгуру
25 (ЕМ): кембрик
26 (ЕС): кесель(основание пушки)
27 (ЕВ): кевье(ручка цепа)
28 (ЕК): кекс
29 (ЕР): кережа(санки),кресло
30 (ИД): кидать

Декабрь (М)
00 (АД): магнитофон,магнолия,магнит
01 (АЛ): малахит,малина
02 (АТ): мат,матрас
03 (АП): ампер,ампир
04 (АН): мангал,манго,мандарин,манекен,манка,мантия,манускрипт
05 (АМ): мамонт,майка
06 (АС): маска,маслина,масло
07 (АВ): махорка
08 (АК): мак,макароны,макет
09 (АР): марионетка,маркер,марля,мармелад
10 (ОД): мода
11 (ОЛ): молот,молоток
12 (ОТ): моток,мотор,мотоцикл,мотыга,мотылек
13 (ОП): мопс
14 (ОН): монета,монитор,монокль
15 (ОМ): мойка,мозг
16 (ОС): мост
17 (ОВ): мох,муха
18 (ОК): мокасины,мокрица,мокко,мука
19 (ОР): морж,морковь,мороженое
20 (ЕД): медаль,медведь,медуза,медь
21 (ЕЛ): мел,мелочь,мельница
22 (ЕТ): метла
23 (ЕП): мэп(карта)
24 (ЕН): мензурка
25 (ЕМ): мемеля(мельница)
26 (ЕС): месить
27 (ЕВ): мех
28 (ЕК): мекан(гриб)
29 (ЕР): мешок
30 (ИД): мидас(черепаха),мидия
31 (ИЛ): мыло

Цветовой куб

Цветовой куб – это парадигма цветов на основе модели RGB. Цветовой куб позволяет вербализовать (то есть перевести из образной части в словесную) оттенки цветов, чтобы их лучше отличать и запоминать.

1. Как правило, основные цвета (красный, синий, зеленый, желтый) люди не путают. Но они настолько размыты, что на их основе можно представить какую-то цветовую композицию очень нечетко. Когда кто-то рассказывает что, она была одета в красную куртку и синие джинсы, мы представляем себе те цветовые оттенки, которые нам ближе в рамках нашей внутренней цветовой парадигмы. Иногда при описании уточняют: светло красный, темно синий, бледно желтый, но все же это оставляет некую размытость. Но когда мы видим объект своими глазами, он обманывает наши ожидания. Чтобы быть более точным при описании прибегают к эталонам цвета, тем предметам, которые являются носителями определенного цвета не зависимо от обстоятельств (свекла, лимон, снег). Но даже эти эталоны подвержены размытости. Это связано в первую очередь, с особенностями цветовой парадигмы конкретного человека. Например, один представляет себе свеклу более темной, другой более светлой и т.д. Что касается редких эталонов, то тут начинается путаница. Какого цвета, скажем, фисташка или глина?
2. Кроме того, цветовые эталоны перекрывают друг друга, что еще больше вызывает путаницу. Например, мало кто проведет точную грань между цветом апельсина и моркови, хотя на практике они могут употребить оба эти оттенка оранжевого.
3. Цветовой куб предлагает следующее решение этой проблемы. Он разбивает цветовое пространство по трем компонентам (красный, зеленый, синий). При этом нет необходимости высчитывать, сколько процентов того или иного компонента в определенном оттенке, нужно просто смешать базовые цвета, причем сделать это можно несколько раз. Первичные базовые цвета представлены на рисунке 1.


Рисунок 1. Первичные базовые цвета

4. Спешивание базовых цветов происходит по следующему правилу: сначала выбираем один базовый цвет, потом оттеняем его другим базовым цветом. При этом целевой оттенок должен занимать точку в цветовом кубе на отрезке между двумя базовыми цветами, разделенном в отношении один к двум, ближе к первому базовому цвету (см. рисунок 2). При этом говорят сначала цвет оттенка, потом основной: красно-зеленый, зелено-красный и т.д.


Рисунок 2. Смешивание базовых цветов

5. Всего возможно 64 комбинации (см. рисунки 3-6), по 8 на каждый первичный базовый цвет. Данные комбинации используются как вторичные базовые цвета, которые можно сочетать подобным же образом до 1000 оттенков.


Рисунок 3. Нижняя часть куба


Рисунок 4. Вторая снизу часть куба


Рисунок 5. Вторая сверху часть куба


Рисунок 6. Верхняя часть куба

6. В таблице 1 приведен полный перечень вторичных базовых цветов, сгруппированный по первичным базовым цветам.


Черный
+ Черный = Уголь
+ Синий = Ночь
+ Зеленый = Нефрит
+ Красный = Кармин
+ Циан = Сосна
+ Маджента = Баклажан
+ Желтый = Умбра
+ Белый Пепел
Синий
+ Черный = Ультрамарин
+ Синий = Сапфир
+ Зеленый = Кобальт
+ Красный = Индиго
+ Циан = Хлопок
+ Маджента = Гиацинт
+ Желтый = Джинса
+ Белый = Лазурь
Зеленый
+ Черный = Бамбук
+ Синий = Изумруд
+ Зеленый = Лайм
+ Красный = Киви
+ Циан = Капуста
+ Маджента = Спаржа
+ Желтый = Шартрёз
+ Белый = Салат
Красный
+ Черный = Рубин
+ Синий = Клюква
+ Зеленый = Карамель
+ Красный = Клубника
+ Циан = Глина
+ Маджента = Малина
+ Желтый = Шафран
+ Белый = Коралл
Циан
+ Черный = Бирюза
+ Синий = Топаз
+ Зеленый = Мята
+ Красный = Циркон
+ Циан = Лагуна
+ Маджента = Сталь
+ Желтый = Аквамарин
+ Белый = Лед
Маджента
+ Черный = Слива
+ Синий = Сирень
+ Зеленый = Аметист
+ Красный = Фуксия
+ Циан = Фиалка
+ Маджента = Пурпур
+ Желтый = Роза
+ Белый = Гелиотроп
Желтый
+ Черный = Горчица
+ Синий = Песок
+ Зеленый = Груша
+ Красный = Морковь
+ Циан = Фисташка
+ Маджента = Персик
+ Желтый = Лимон
+ Белый = Солома
Белый
+ Черный = Дым
+ Синий = Василек
+ Зеленый = Селадон
+ Красный = Родонит
+ Циан = Аргон
+ Маджента = Мовеин
+ Желтый = Крем
+ Белый = Снег

6. По началу будет сложно перестроиться на новую цветовую парадигму. Но через некоторое время, когда сформируются цветовые «понятия», вы сможете очень точно определять и запоминать цвет. Конечно, надо учитывать физиологические особенности зрения отдельного человека.
7. Стоит упомянуть об адаптивности. Дело в том, что мозг всегда будет делать поправку на освещение и прочие особенности цветовой композиции. Поэтому при запоминании цвета следует вычленять некий усредненный вариант оттенка, не цвет фотонов попавших в глаз, а именно цвет самого предмета.
8. Далее примеры выделения оттенков на фотографиях Бритни Спирс (см. рисунки 7-16).


Рисунок 7. Клюквенно-шафрановые сапоги


Рисунок 8. Клюквенно-малиновый топик


Рисунок 9. Песочно-аметистовое платье


Рисунок 10. Аметистово-индиговый топик


Рисунок 11. Глиняно-родонитовое платье


Рисунок 12. Пепельно-баклажановый костюм


Рисунок 13. Глиняно-рубиновый костюм


Рисунок 14. Васильково-родонитовые штаны


Рисунок 15. Кораллово-рубиновое платье


Рисунок 16. Глиняно-коралловое платье

9. В действительности такая точная детализация цвета как на фотографиях не нужна. К тому же мало кто сможет точно различать все 1000 оттенков. Глаз чувствует по-разному переходы оттенков в разных частях куба. Например, я с трудом различаю салатовый и капустный цвета, или лаймовый и шартрёзовый. Так что в лучшем случае по памяти можно различать 200-400 оттенков. Кроме того, не все оттенки удобно оттенять в кубе. Проще всего оттенять цвета лежащие на гранях куба. Дело в том, что мозгу проще сделать цвет светлее-темнее, бледнее-насыщеней, чем смешивать компоненты красности или зелености. Так что возможно было бы более эффективно использовать цветовой цилиндр HSV, а не куб.